В конце ноября 1942 года военная лихомань занесла меня со второй волной мобилизации российских немцев в трудармию под Челябинск в шахтёрский городок Копейск в так называемую „Спецконтору по тушению подземных пожаров“.

Известную роль и, честно сказать, немалую, в моей судьбе с почти первых же дней моего пребывания там сыграл некто Володя Маллер, латвийский еврей. Он был рижанином и эвакуировался из Риги в 1941 году перед самым захватом её немцами. Володя был плотным мощным мужчиной, работавшим в нашей кузнице молотобойцем. Не знаю почему, но он сразу обратил на меня внимание. Как-то незаметно мы сблизились, хотя он был значительно старше меня, было ему тогда лет сорок.

Пожалел ли он меня - в сущности беспомощного мальчишку двадцати с небольшим лет, подавленного всем случившимся, потерявшим почти всех родных в блокадном Ленинграде, оставшимся фактически одним на белом свете, оказавшимся в среде чужих ему и говоривших на своём диалекте сосланных немцев Поволжья, живущим на грошовую зарплату и скудном пайке военных лет в трудных условиях жестокой уральской зимы, - пожалел ли он меня просто по-человечески, как отец сына - не знаю. Его-то семья погибла там, и жена, и дети.

Конечно, Маллер был добрым и порядочным человеком, хорошо говорил по-немецки, и мы чаще общались с ним именно на немецком. Он говорил на балтийском диалекте, близком к хох-дойч, а значит, на том языке, на котором я разговаривал с детства. Володька как-то сразу раскусил мою порядочность и не боялся откровенно делиться и о своём прошлом, и о сегодняшних делах. А ведь это было тогда признаком огромного доверия. Любое неосторожно брошенное слово могло в ту пору решить судьбу человека.

Так вот именно Володя Маллер и принял глубокое участие в моей судьбе в те страшные годы.

- Послушай меня, - говорил мне он, - ты погибнешь здесь на свой паёк и зарплату. Базаром надо заняться. Подрабатывать надо. Иначе пропадёшь. Я тебе помогу, денег дам для начала. Потом отдашь. И вообще, можешь на меня рассчитывать.

Честному плательщику Володя давал взаймы сколько угодно, но требовал аккуратности возвращения. Я часто брал у него суммы, превышающие тысячи рублей. Я знал, что он давал и больше.

Так Маллер стал помогать мне и обучать премудростям базарных дел - по советской терминологии - спекуляции. Сам он был дельцом в полном смысле этого слова, видно, с пелёнок. Неудивительно: он же жил в буржуазной Латвии! И там его никто спекулянтом не называл. Он просто был торгашом.