Каталог статей

Главная » Статьи » Живопись в прозе » О том, что и как я рисую...

Елена Зейферт "Художник Роберт Лейнонен"

В предыдущих номерах "DAZ" („Deutsche Allgemeine Zeitung/Всеобщая Немецкая Газета“) в рубрике “Die talentvollen Russlanddeutsche („Талантливые российские немцы“) читатель мог познакомиться с жизнью удивительно талантливого человека Роберта Адольфовича Лейнонена – художника и писателя (г. Лауша, Германия). Сегодня Роберт Лейнонен расскажет о своей живописи и графике.

 

Елена Зейферт: Роберт Адольфович, Вы уже в детстве проявляли особый интерес к живописи?

Роберт Лейнонен: Да, я начал активно рисовать уже в детстве, и учителя рисования хвалили меня, что даже упоминается в моих дневниках.

 

Фрагменты из дневников Р. Лейнонена:

 

Зима 1935 года.

 

Был урок рисования.

Преподаватель дал задание нарисовать иллюстрацию к “Капитанской дочке”. Я рисовал неплохо и потому сделал набросок скоро.

Вскоре ко мне подошёл учитель, желая посмотреть мой рисунок. Он похвалил меня за хороший рисунок.

 

30-го апреля 1936 года.

 

На Невском проспекте (тогда он официально именовался “Проспект 25-го Октября”) в витринах магазинов выставлены рисунки учеников, в том числе и мой.

 

Е.З.: Какие Ваши работы довоенного времени Вам особенно памятны?

Р.Л.: Довоенных работ у меня совсем немного. Вообще, в моей жизни был только один очень интенсивный период рисования – с 1985 по 1988 годы. Из довоенного, пожалуй, памятна нарисованная мною чёрной акварелью одна из комнат квартиры тётушек, у которых я воспитывался с семи лет и жил до самого последнего дня до эвакуации (точнее, высылки из города). А после войны появился и карандашный рисунок этой же комнаты, который был сделан в моих дневниковых записях 19 мая 1946 года.

 

Е.З.: Получалось ли рисовать в блокадном Ленинграде?

Р.Л.: Очень редко, но получалось. В апреле 1942 года я нарисовал букет. Подлинник этой акварели я передал впоследствии в Музей блокады в

Ленинграде.

 

Е.З.: Отрадно, что возник именно такой красивый, мирный образ – букет…

Р.Л.: Да, блокада – страшное время, но мы продолжали жить – влюбляться, творить…

После войны, в 1948 г. я сделал карандашный рисунок “Уланова и Чебукиани в “Ромео и Джульетта”. В 1952 г. – карандашный рисунок “Роден. “Поцелуй”.

 

Е.З.: В то время Вы ещё не использовали Ваш уникальный метод рисования фломастерами и шариковыми ручками?

Р.Л.: Нет, мой уникальный метод работы появился позже, в 1980-х.

 

Е.З.: Не переход ли к этой манере живописи вызвал такой подъём Вашего творчества в 1985-1988 гг.?

Р.Л.: Да, совершенно верно. Но ещё и тот бытовой факт, что в моей жизни выпал этап суточных дежурств на работе. Вдохновителем моего нового метода стал ленинградец Юрий Гейнце. Долгие годы Гейнце работал в одном из научно-исследовательских институтов. А как художник-любитель он нарисовал большое количество рисунков. Однажды Юрий Александрович показал мне добрый десяток из них. В основном, это были городские виды, архитектурные и другие памятники, церкви. Но всё было нарисовано только фломастерами! Это было удивительно.

А закончился мой интенсивный период творчества за отсутствием времени: в конце 1988 года я приступил к переписи могил на Смоленском немецком кладбище тогдашнего Ленинграда.

 

Е.З.: Ваш метод рисования вызывает особенный интерес и удивление…

Р.Л.: Многие утверждают, что подобного они ещё никогда не видели. Начал я рисовать этим методом с крупиц каких-то, нерешительных попыток изобразить человека, женщину… О сходстве тогда и речи быть не могло!

 

Е.З.: Как отнеслись окружающие к Вашему новому методу рисунка?

Р.Л.: Очень заинтересованно. Люди подходили (я рисовал, в основном, на работе), удивлялись, спрашивали, где я учился (один молодой актёр задал даже вопрос: “Где Вы изучали анатомию?”). Главный художник издательства Гидрометеоиздат (почтенный мужчина) посетовал как-то: “Если бы Вы учились...”. Это я и сам знаю. Однажды около 12 часов ночи уходила домой с работы одна девушка с молодым человеком, видимо, программистом. Глаза, как магнитом, к моим листам тянет. “Хотите посмотреть?” – говорю. “Давно! Да неудобно как-то...” – “Давайте я Вам покажу мои работы!”. Она осталась очень довольна. “Вы знаете, я ухожу в каком-то необыкновенном состоянии! Какая красота!”

Е.З.: Как сохранять картины, нарисованные фломастерами и шариковой ручкой? Ведь они, пожалуй, беззащитны перед солнцем…

 

Р.Л.: Да, картины выгорают от солнца и света и поэтому мы храним их в коробках в темноте от выставки до выставки, а если показываем дома, то тут же поворачиваем обратной стороной. Именно поэтому картины ещё и непродаваемы, так как они на стене покупателя быстро выгорят.

 

Е.З.: На Ваших картинах – очень много женских изображений…

Р.Л.: Женщина – мой главный сопереживатель! Однажды я смотрел по телевизору творческую встречу с Олегом Янковским (мне он нравится), на которой он, отвечая на вопрос, заявил, что, играя роль, “играет на зрителя”, точнее, ощущает его незримо, то есть – моими словами – ищет сопереживателя, и главным образом, как он сказал, женщину! Я тоже искал и ищу как сопереживателя главным образом женщину. Женщина более, чем мужчина, эмоциональна, она сама активно ищет впечатлений, она тоньше чувствует, у неё нежнее душа, а если она ещё и умна... Вот это и есть “сопереживатели”, ради которых хочется работать... даже больше: жить. Женщина – властитель мира, властитель умов, источник всех вдохновений, искусства, источник жизни на земле. И для меня она всегда была главным источником всех моих порывов в жизни, всех моих радостей и страстей, стимулом к жизни...

 

Е.З.: Женщины часто просили нарисовать их?

Р.Л.: Часто! Однажды меня с моими рисунками окружили девушки из полиграфического техникума. Видя, как мой белый вначале листок превращается час за часом в рисунок, стали расспрашивать, разглядывать, а когда я им показал, что у меня уже нарисовано – налетела такая масса, что думал, стол свернут! “А Вы меня нарисуете?”, “Ну, пожалуйста – я в группе самая красивая…”, “А Вы в Академии учились?”, “А это разве нарисовано? Я сперва думала издали, что это отпечатано!..”

 

Е.З.: Какие ещё интересные случаи, связанные с Вами и поклонниками Вашего творчества, Вы можете вспомнить?

Р.Л.: О, как-то один негр, советский студент (приехал из Гвинеи-Бисау), совершенно прирос ко мне и уходить никак не хотел: он просил меня нарисовать специально для него на память с фотографии. Я долго убеждал его, что по заказам не работаю, что не надо мне платы, что нет времени. Но он не торопился: ему ещё три года учиться! Он на всё согласен! Только бы я согласился. Думал я, думал, рисуя дальше. Негр молча наблюдал. В техникуме шли занятия. И тут мне пришло на ум, что моя работа может уйти в далёкую Африку! Имя моё уже “прославится” в мировом масштабе! Я дал согласие... Негр уехал за фотографией в общежитие. Я думал, что он мне фотографию своей любимой принесёт. К вечеру он вернулся с двумя хорошими фотографиями... Президента республики Гвинея-Бисау! Мне предлагалось писать портрет Президента! Вот это заказ!

В 1988 году мой заказчик был со своей подругой у меня дома, забрал сделанные работы (я нарисовал три штуки!) и написал мне благодарность на португальском языке в мою книгу отзывов.

 

Е.З.: Ознакомившись с Вашим творчеством, можно увидеть, что главный Ваш жанр – это портрет...

Р.Л.: Да, безусловно. Именно портрет.

 

Е.З.: Вы чрезвычайно редко соглашались на заказные портреты… Что же двигало Вами в создании именно портретов?

Р.Л.: Мне очень часто заказывали портреты, но я не соглашался, потому что я не фотограф, не штамповщик лиц… Природа у меня получалась хуже или не получалась вообще, а портреты стали получаться – и в каждой картине я искал именно какое-то новое выражение, поэтому позировать было невозможно, а брались фото или слайды – точнее, отбирались именно те, которые нравились мне самому и ставились перед собой рядом “на позирование”. Поэтому от многих и слышал в свой адрес: “Копиист!”.

 

Е.З.: Нет, Вас ни в коем случае нельзя назвать копиистом, так своеобразны Ваши работы… Вы так много создали за столь краткий период – 1985-1988 годы…

Р.Л.: Период интенсивного творчества у меня был относительно недолгим, но каждый рисунок всё же требовал скрупулёзной работы. На один рисунок я затрачивал минимум часов 12 непрерывного труда! Работал над рисунком многие часы, десятки часов, причём самоотверженно, до слёз в глазах, потому что не было сил оторваться от работы!

 

Е.З.: Роберт Адольфович, какую картину или какой цикл картин Вы считаете произведением своей жизни?

Р.Л.: Что Вы! (улыбается) Для меня это было просто развлечение: сидел на дежурствах за столиком вахтёра на проходной Гидрологического научно-исследовательского института – и рисовал. Одним нравилось одно, другим – другое; кто-то, проходя мимо, задерживался надолго, кто-то не обращал внимания вообще... Ни о каких “произведениях жизни” речи не было и нет: были лишь 24 часа дежурства – сутки через трое... Никто мне ничего не поручал, на заказ я не рисовал: я просто рисовал то, что мне нравилось и оставлял нарисованное себе.

А из того, что нравится лично мне самому… На мой взгляд, самые сильные вещи у меня - это “Изабелла”, “Вечерний сумрак” (“Abendschimmer”) и “Страстный взгляд” (“Leidenschaft”).

 

Е.З.: Где проходили выставки Ваших работ?

Р.Л.: О, их было много! В России – Ленинграде, Приозерске, Копейске, Челябинске… В Германии – в Тюрингии (Ротойль, Зоннеберг, Дитриксхютте, Нойенбау, Лауша, Веймар, Эрфурт), Баден-Вюртенберг (Гёппинген)… В Казахстане – в Алма-Ате, селе Константиновка… Все выставки сразу и не перечислишь!.. Кстати, в Алма-Ате на выставке я был вместе с супругой Ириной. Могу предложить вниманию читателей газеты выдержки из записанных ею воспоминаний о выставке…

 

Из воспоминаний И. Лейнонен о II Фестивале Всесоюзного немецкого самодеятельного творчества (26 октября 1990 г., г. Алма-Ата)

 

…И все в голос: “Продайте!”. И на все объяснения, почему Роберт не продаёт – во-первых, сразу же схватили бы свои портреты сами героини; во-вторых, на стене за полгода всё это выгорит – основа картин фломастер страшно чувствителен к свету, останутся лишь многочисленные штрихи, а у художника они специально защищены от света в коробке; в-третьих – самое главное! – у Вас увидит проданную работу ну максимум сто-двести человек, включая родню, друзей и коллег, а тут видит пол-Союза и не только здесь, но и в других городах и, наконец, в-четвёртых – если бы он продавал, то Вы бы в жизни – и другие тоже, причём, сотни и сотни! – не увидели бы этой выставки вообще и знать бы её не знали, ибо он уже два года вообще не рисует, а занимается переписью-инвентаризацией немецкого лютеранского кладбища в Ленинграде... – опять звучал тот же вопрос: “Так почему же он не продаёт?? Запишите меня в список покупателей первой, если он всё же надумает продавать...”. “Так героини первые, давно страдают!”. Ну не понимают люди!!! Тем более, многие, выставлявшиеся здесь, преследовали своей целью и продажу тоже. А тут такие работы, такой успех выставки – и вдруг непродаваемо!!!

 

Е.З.: Роберт Адольфович, помогает ли Ваша живопись поэзии, а поэзия живописи?

Р.Л.: А я и начал-то рисовать, занявшись иллюстрированием своих собственных стихов. И только после иллюстрирования подошёл вплотную к работе над портретами. Так что поэзия и вывела меня на рисование.

Елена Зейферт,

доктор филологических наук

elena@mail.krg.kz

Караганда (Казахстан) – Лауша (Германия)

 

Опубликовано в газете „Deutsche Allgemeine Zeitung“. Wochenzeitung der Deutschen in Kasachstan für Politik, Wirtschaft und Kultur № 14 (8167), 8.-14. April 2005. - S. 7, 10. [„Немецкая всеобщая газета“. Еженедельник немцев Казахстана по политике, экономике и культуре, № 14 (8167), 8-14 апреля 2005 г., стр. 7, 10].

Категория: О том, что и как я рисую... | Добавил: RAL (18.07.2008)
Просмотров: 1417 | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Приветствую Вас Гость