В 1985 году я работал вахтёром в почтенном государственном институте в Ленинграде и принимал участие во всех оздоровительных кампаниях, проводившихся в институте. Поэтому не случайно мне на стол положили в апреле месяце бланк, который я должен был заполнить. Назывался этот документ „Анкета комплексного скрининга“.

В нём я кроме своих анкетных данных должен был охарактеризовать условия своей работы, вредность её, связь с разными химикатами (перечислялось некоторое количество химических элементов по таблице Менделеева).

Далее я должен был перечислить свои вредные привычки: сколько и с каких лет курил, количество сигарет и папирос в день, сколько пил - ежедневно, по выходным, по праздникам, по скольку литров и прочее. Затем следовало перечисление множества болезней, перенесённые операции (я назвал аппендицит). Болезней никаких я у себя не обнаружил.

Потом в анкете отмечалось восемнадцать (!) различных симптомов, которые так или иначе нарушают сегодня моё здоровье: к примеру, кашель, одышка, кровохаркание, запор, тошнота и т. д., и т. п. И в этом перечне заполнить мне ничего не удалось.

Заканчивалась анкета предложением сообщить дополнительные сведения о своём здоровье. Это я и сделал в нижеследующем приложении:

ПРИЛОЖЕНИЕ

к анкете комплексного ... Господи! Слово-то какое!.. скрининга.

Итак - приложение. Правда, непонятно всё-таки, к чему я „прикладываюсь“. Словечко несколько отпугивает, как всегда меня отпугивал „ацедофилин“. Так ведь я и не решился никогда отведать этого напитка! А ведь только из-за несъедобного названия!

Слова. Вот что означают слова...

Но вернёмся к анкете.

Родился я в Ленинграде в 1921 году. Иными словами, мне пока ещё только 63 года от роду. Был я у матери вторым ребёнком.

Вес мой при рождении составлял 10 фунтов, то бишь четыре килограмма, что вполне нормально даже не только по моим соображениям.

Однако раннее моё детство протекало в очень скверных жилищных условиях, в сырости и холоде. Рос я очень слабым и хилым ребёнком, беспрестанно болел всякими бронхитами и прочими, невесть какими ещё болезнями, которые я теперь не знаю и не помню.

К восьми годам я уже капитально страдал (это совершенно точное выражение) бронхиальной астмой. А что такое астма в семь-восемь лет, - может быть, и не стоит объяснять. И всё-таки несколько поясню.

Во время приступов с восьми лет я курил страммоний - простите, если не точно назвал, прошло очень много лет с тех пор, и мне не приходилось больше встречаться с этим названием. Жуткое удушье... Воздух хватал ртом, как рыба, вытащенная из воды... Меня носили на руках по квартире, по комнатам. А воздуха не было! Нигде не было воздуха... Как это ужасно, в таком возрасте особенно.

Помню, играл я с игрушками в уголке кровати. Тихо, молча, медленно передвигая руками, глотая воздух, хрипя... Говорить мне было неимоверно трудно. Когда младший братишка приходил ко мне и включался в игру, я даже пытался изъясняться с ним с помощью жестов.

В первый класс я практически не ходил - учился дома с помощью тётушек. Разве что в начале учебного года, да весной чуть-чуть.

Месяцами я пропускал школу во втором классе, часто сидел дома в третьем, и только в четвёртом я, пожалуй, больше учился, чем болел.

Водили меня к разным докторам, приходили врачи домой. Ради моего здоровья ничего не жалели. Тётушки делали всё, что было в их силах. Переболел я, конечно, всеми детскими болезнями, какие только существуют (корь, свинка, коклюш, ветрянка, ангина, не считая бронхиально-лёгочных - всех никогда не вспомнить!). Миновал, правда, скарлатину и дифтерит, хотя в те годы эти болезни частенько навещали нашего брата. Даже дизентерию прихватил. В детстве часто болела голова. Бывало, очень сильно.

А вот с пятого класса болезни вдруг отступили. Наступил внезапный перелом. Я не медик и объяснить причину этой резкой перемены не могу.

Но я думаю, что некоторую роль, по-видимому, сыграл и я сам. В этом возрасте человек начинает выходить из-под контроля взрослых, проявлять некоторую самостоятельность. Я перестал кутаться, расстёгивал на улице пальто (как остальные мальчишки!), развязывал уши у шапки, прятал шарф.

Нас именно тогда, в пятом классе, перевели в другую школу. Ходить на уроки пришлось значительно дальше (раньше школа была под боком, через дорогу). В школу меня уже никто не провожал. Как я шёл, что я делал в это время (может, в снежки играл!) - никто не знал, а значит, и не ругал. Да и сам не расстраивался.

Практически физкультурой до этого возраста я не занимался. Врачи освобождали от занятий спортом в школе. Стыдно признаться - я до сих пор плавать толком не умею. В детстве не научили, - не подпускали к воде! - потом было неловко перед сверстниками учиться. Я просто не купался при них. А потом прошли две войны, блокада...

В четвёртом классе, а может быть, и раньше, одна соученица метко наградила меня кличкой „чахоточный“, и она надолго прилипла ко мне.

Но я всегда любил смотреть, как ребята ходят на лыжах, бегают на коньках, играют в мяч. Может быть, даже завидовал им порой...

Незаметно я стал выходить в этот „дворовый“ спорт, хотя был не слишком физически к нему приспособлен. В наследство от тяжкого детства досталась слаборазвитая грудь и грудная мускулатура („стиральная доска“, как и сейчас ещё издеваются в шутку).

Уже в старших классах школы я начал играть в волейбол (очень люблю эту игру). Мне было уже тридцать, когда я всё же добился 3-го разряда в этом виде спорта. А в соревнованиях заводского масштаба играл за отдел ещё и тогда, когда мне перевалило за пятьдесят. Недавно - в 62 - перестал ходить на тренировки только из-за переезда в Ленинград.

Примерно с пятого класса встал на коньки. После войны даже на беговых ходил.

На физкультуру меня врачи хоть и пускали, но всегда с какими-то оговорками. А когда я после школы в 1939 году поступал в Ленинградский университет, то тамошние врачи послали к сердечнику на консультацию.

- Проверьтесь, пожалуйста! Иначе мы Вас не сможем допустить до занятий физкультурой.

А я, честно признаться, испугался и не пошёл. Боялся я, что не допустят опять к спорту. Сумел пролезть в группу без врача.

А при разбивке по физической подготовленности - сдавался некоторый экзамен - я прошёл в первую группу. Для меня это был уже успех! Да ещё какой!

Через пару месяцев началась финская война. Восемнадцатилетним мальчишкой я пошёл в Финляндию. До фронта, правда, не дошёл. Но что только мне не пришлось перенести! Ужас!

И ни разу не чихнул. Представьте себе! Ни страшные морозы, ни вьюги, ни холода, ни спаньё на полу в деревянных домиках, ни пребывание под открытым небом - ничто меня уже не взяло. Закалка последних лет не прошла бесследно, а теперь я закалялся ещё больше, для будущих, ещё более серьёзных испытаний ленинградской блокады...

Одиннадцать близких родственников, почти вся кровная родня - отец, мать, брат в том числе, - погибли с голоду в Ленинграде. Только сестру 14-ти лет после этого вывезли за кольцо.

Я выжил... Хотя тоже был на грани смерти. Помню это полубессознательное состояние забытья, какие-то кошмарные сновидения, развалины, подвалы, катакомбы, я хочу куда-то вылезти, выбраться, а стены сжимают, давят... идти и ползти некуда... душно... темно...

Но я выполз...

Меня спасла больница и люди, добрые люди... Может быть, в спасении моём был и кусочек закалки, физической и, наверное, уже и волевой.

Через дистрофию второй стадии, через голодный понос и цингу я вышел из больницы, с палочкой в двадцать лет, но вышел... Это было летом 1942 года.

Пять долгих месяцев, в два приёма, почти не подымаясь с постели, я пролежал в блокадной больнице. Передать это, пересказать - вряд ли можно...

В августе 1942 года меня через Ладогу эвакуировали - тогда это официально так называлось. Этим путём ссылали в то время неугодных „по национальному признаку“. Но официально признались в этом лишь через полвека. Сначала я оказался на Алтае, а уж оттуда меня выслали в трудовую армию на Урал.

Что только не пришлось перенести! И ни разу практически после блокады до сих пор я ничем не болел, т.е. более сорока лет. Правда, аппендицит вырезали, и то с работы - под нож! На третьем приступе. Поскольку я никогда к медицине не обращался, то и боль в животе посчитал эпизодом, который можно перетерпеть без врачей. Спасли, спасибо! Единственный раз за всё время взял больничный в очередную эпидемию гриппа на три дня и то по настоянию жены („Люди неделями по больничному ходят, а ты - сидишь, чихаешь, в поликлинику не сходишь“). Сходил...

Насморки и чихания - хотя и бывают - переношу на ногах. Не принял ни одной таблетки, если не считать анальгина, когда у меня болели зубы. Пока организм справляется сам, и мешать ему не надо.

Я постоянно занимаюсь спортом, непрофессиональным, для себя. Да и спорт ли это? Просто такие занятия принято квалифицировать как спорт. Данных у меня спортивных никогда не было. И потому все мои „рекорды“ и „достижения“ другим давались и даются проще.

Когда мне перевалило за тридцать, купил себе велосипед. Много ездил. На этом обычном дорожном велосипеде неоднократно проходил по сто километров в день. Просто так, прогулки ради.

К сорока годам перешёл на лёгкий мотоцикл. Проехал не один десяток тысяч километров в самых невероятных дорожных и погодных условиях.

И велосипед, и мотоцикл были для меня главным образом средством туризма. Я очень люблю с детства природу.

Потом переключился основательно на пеший туризм и в основном горный. Больше всего был на Кавказе (кстати, впервые в горах на Кавказе был в сорок лет без малого). Ходил по маршрутам организованно и самостоятельно. Один и с семьёй. С самых малых лет таскал с собой и своих сыновей...

Исколесил очень много. На востоке был до Байкала, на западе - до Калининграда, на юге - до Термеза (чуть не Афганистан!), на севере - до Норильска. Сколько сот километров прошёл, сколько тысяч проехал - не считал, надо полагать, не мало.

Зимой, понятно, переключаюсь на лыжи - и рядом с домом, и опять в горах. Перед самым уходом на пенсию - в 59 лет - поставил свой лыжный „рекорд“ на лыжне „Миасский марафон“ в гористой местности в районе уральского города Миасс, пройдя с маленьким рюкзаком (12 килограмм) 36 или 37 километров.

Любопытства ради:

Как-то раз на Кавказе - мне было 52 - нашу туристскую группу на прогулке в высокогорном лагере „Башиль“ (высота около 2,5 тысяч метров) застала непогода. Мы возвращались к лагерю. Честно говоря, я замёрз. Просто был слишком легко одет. И потому, оторвавшись от группы, я пошёл на подъём, прибавив шагу. Пять километров шёл в быстром темпе (потом оказалось, что обошёл группу на десять минут).

И вдруг мне пришла в голову мысль замерить пульс. Не потому что потому, а просто так, любопытства ради. Остановился на минуту. И что Вы думаете? 160!! Даже сам удивился. Вот что значит тренировка!

Вы, конечно, понимаете, не в том дело, что 160. Любому можно немедленно догнать пульс тут же, не сходя с места, хоть до 200. Только что с ним потом будет!

Я-то ведь не ощущал какой-то пиковой нагрузки, критической, что ли. Сердце билось, конечно, в повышенном ритме, дыхание ритмичное, активное, резкий выдох (в общем, как паровоз - я всегда в темпе очень бурно дышу, мне кажется, так легче, сильнее вентилируешь лёгкие, хотя со стороны может показаться, что человек задыхается).

Так вот, с моей точки зрения всё шло нормально, все пять километров. А главное - и в этом суть - после остановки в лагере наверху нормальный пульс восстановился сразу же. Группу я встречал через десять минут (за это время я успел сбегать в домик, переодеться и вернуться к воротам - группу по возвращении пересчитывает дежурный). Я был абсолютно в норме по всем параметрам...

Многолетний мой опыт, история всей моей жизни самым наглядным образом свидетельствует о том, что спорт - точнее, то, что под этим именем заключено в самых разнообразных играх, в танцах (я настаиваю на том, что и танцы тоже спорт, разновидность спорта!), и даже в разных видах транспорта (считаю, что и давка в трамвае и в автобусе приносит свою пользу) - велосипед, мотоцикл, автомобиль - для водителя, не для пассажира - прогулки, ходьба, туризм - это здоровье, бодрость, работоспособность, отличное настроение.

Я не знаю и не признаю никаких лекарств, не имею понятия о головной боли, не хандрю по причине нездоровья, не боюсь никаких сквозняков, открытых форточек и тому подобного. Никаких ожирений, одышек, недомоганий по погоде или другим причинам. Сколько себя помню - стабильный вес мой что-то на уровне 60 килограммов, для моего роста, правда, с научной точки зрения чуть маловат.

Я не хвастаюсь - Боже упаси! - да и вообще на эту тему пишу и задумываюсь „на бумаге“ второй раз. Первый раз это было в 1979 году (я и сейчас использую частично эту запись). То письмо явилось реакцией на телепередачу в рамках „Здоровье“ о пользе туризма. Просто как заядлый турист я не выдержал и высказал свои соображения по этому вопросу.

Хочу подчеркнуть - и это важно.

Бомбоубежище было построено после того, как изобрели бомбу.

Врачи, медики, хирурги работали сутками непокладая рук, показывая воистину чудеса после того, как допустили войну...

Группы „Здоровья“ вырастали как грибы после того, как здоровье было надломлено и утрачено...

Махать руками приходится и после драки... Драки не надо бы допускать. Вот что.

Самое простое средство продлить жизнь - сказал один мудрец - не сокращать её.

Мы, люди, создавались природой в течение миллионов лет. Умно, рассчётливо, с толком продумывая, экспериментируя тысячи и тысячи раз, выбирая наиболее разумные варианты, природа творила человека. В определённых условиях и для определённых условий. Попытки нарушить их приводят к плачевным результатам.

Природа согнала с деревьей праобезьян на землю и сказала: - Теперь ты будешь ходить, я приспособлю тебя к этому!

И приспособила к ходьбе и бегу (это очень важно помнить!). Бедный человек, который раньше мог прятаться там, наверху, на деревьях от своих врагов, теперь должен был бежать - дух вон! - от разных там тигров, львов и чёрт знает, ещё от кого! И никакой одышки, никаких инфарктов - иначе род людской исчез бы ещё раньше, не дожидаясь водородных бомб.

А сейчас? Одну остановку ленимся пешком пройти. Простите за выражение, зада многотонного от стула не отрываем. Ведь на иных женщин смотреть противно. Я себе представить даже не могу, что было бы со мной, если бы мне вдруг навесили тридцатикилограммовый рюкзак и заставили отныне с ним не расставаться. С ума сойти можно! А ведь люди-то таскают да ведь и побольше тридцати килограммов выше нормы.

А когда уже невмоготу - хватаются за группу „Здоровье“. Нет, нет! Поймите правильно. Я - за! За любые группы. Не отрицаю, наоборот, приветствую! Я за бомбоубежища... Только бы бомбу изобретать не надо бы.

Я пока ещё никогда в жизни ничего не делал ради того, чтобы сохранить здоровье. Целей таких никогда не ставил. Я знаю людей, которые бегают без штанов по снегу, чтобы увидели соседи. Чтобы кто-то ахнул, охнул.

Сорок с лишним лет прожил на Урале, в маленьком городке. Я знал, что, выходя из дому с огромным рюкзаком за спиной, будучи по общим понятиям уже стариком, вызывал улыбки и недоумение у многих жителей дома („Чёкнутый какой-то!“).

А я шёл, шёл в горы... Потому что я люблю их, люблю до безумия!..

Я шёл в лес... Потому что я люблю его!

Я брал лыжи... Потому что люблю свежую лыжню! Искрящийся снег, куржак на берёзах...

Если на берёзах серебрится иней,

Если белый дым над избами столбом,

На опушке рощи снег искрится синий,

Радостное солнце в небе голубом;

Если в дымке даль, мороз трескучий,

На сухой полыни радужный снежок,

По обочинам дорог сугробов кучи,

Изморозью схвачен на лице пушок -

Если чудо это, сказку эту вижу,

И душа поёт, и мчусь я по лыжне,

Будто я на крыльях - не на лыжах! -

Значит, ты приснилась мне во сне...

Это я писал, уже будучи на пенсии, в шестьдесят лет с хвостиком. Женщине, которой было 34... Делайте выводы...

Не я бежал за здоровьем - здоровье бежало за мной. Здоровье дано человеку природой. Только природа поставила свои условия. Не надо их нарушать...

Может, скоро сломят годы