Вчера, 18 октября 1982 года, случайно видел очень интересный фильм про Швейцарию. Это какая-то неделя швейцарских фильмов в одном из кинотеатров. Фильмы идут с переводчиком, ленты - в единственном экземпляре. Цены соответствующие (рубль пятьдесят, например), дороже, чем в театре. Зато фильмы, естественно, уникальные.

Фильм в двух сериях (точнее, не две серии, а просто „без перегородок“) шёл два часа десять минут.

Картина произвела особое впечатление с многих позиций. Пожалуй, я не видел подобного фильма. Никаких трюков, никаких каскадёров, никаких убийств - ничего необыкновенного, казалось бы. И вместе с тем - необыкновенно!

Я и названия как-то не запомнил, да это и несущественно. Сюжет? А он есть? Наверное, есть, только тоже необыкновенный своею обыкновенностью: кусок жизни семьи швейцарского фермера, вроде ножницами вырезан, без особого начала и без особого конца. Кусок жизни маленького коллектива людей. Хозяин, его жена, сын, дочь, маленький сынишка дочери и два работника - старик (главный герой фильма) и молодой итальянский батрак.

Иногда появляется невеста сына. Вот и все действующие лица, если не считать огромного числа разных вспомогательных персонажей по ходу фильма, которые задерживаются на экране очень мало времени.

Итак, старик-батрак - ему уже под 70, пенсионер - покупает себе мотороллер. Мечта у него такая была. Но пользоваться им не умеет, понятия не имеет. Приводит мотороллер домой и ставит себе в комнатушку, в которой живёт. Это во дворе дома, в пристройке.

А хозяйство большое. Огромнейший домище. Свой трактор (большущий!), куча разных прицепных орудий, шикарный автомобиль, конечно, мотороллер у дочери (на работу на конфетную фабрику ездит), скот, земля.

Никаких председателей, начальников, бухгалтеров - сам хозяин и тракторист, и дояр, и грузчик - наравне с батраками. Всё в идеальном порядке.

Актёр, исполняющий роль старика, совершенно необыкновенный (часто что-то это слово употребляю - видно, так и есть). На протяжении всего двухчасового фильма он почти не исчезает с экрана, и невозможно даже себе вообразить, что это актёр. Поразительно! И ведь он почти всё время молчит, потому что очень часто на экране один. А как же трудно молчать актёру!

И режиссёр не боится молчать. Сколько сцен без действий и без слов! Вот на экране фасад дома. Больше ничего. Двери, окна, панель, метла, бочка. Всё. Зритель напряжённо смотрит, чего-то ждёт. А ничего нет! Ничегошеньки. Потом кто-то откуда-то появляется. Эти характерные для фильма затяжки повторяются в разных ситуациях.

Сперва они кажутся странными, но потом привыкаешь. Это неторопливый ритм жизни. Так оно ведь и на самом деле.

Вот, скажем, утро. Старик перекладывает вилами навоз на огромной куче перед воротами в хлев. Неторопливо, задумчиво, огромный, высокого роста, ссутуленный годами, неуклюже расставив ноги, одетый в выцветшую залатанную рабочую робу, в старинной измятой шляпе, усатый, несуразный, загорелый от ветра и солнца, морщинистый с огромными рабочими жилистыми руками.

А из дома выходят другие члены этого коллектива. На мотороллере на работу едет дочь. Хозяин с сыном и вторым работником на тракторе едут в поле. На детском велосипеде укатил внучек. Хозяйка ушла на кухню по своим делам. Старик - один.

Закурил. Спустился в уголок под навозом, спиной к зрителю, - писает, не торопясь, с чувством, с охоткой (в зале оживление). А рядом куры скребутся. То ли из шалости, то ли со зла, старик своим „шлангом“ маханул в бок, на кур. Те с криком разбегаются. Дед доволен.

Сцена длинная, тонко сделанная, но абсолютно не нарочитая - это жизнь, так оно бывает. Так выглядит день этого батрака. В фильме удивительно тонкий точный звук.

Мёртвая сцена (я уже об этом говорил). Ничего не происходит. Поле, лес, горы вдали.

А внимательно вслушайтесь! Ветер шелестит в траве. Ещё какие-то далёкие звуки - автомашина, что ли, прошла где-то? Экран, вроде, безжизненный - ничего нет - а звуки живут...

Не раскаты грома, не взрывы фугасок, не грохот автомашин - тихие, чуть слышные, чуть приметные, всегда окружающие нас звуки, которые мы постепенно перестаём замечать и слышать - их заглушают другие, более резкие и громкие звуки.

А тут их нет - этих „оглушителей“. И мы слышим целую музыку других звуков. Мы не услышали бы её, если бы режиссёр не остановил действие, не отключил бы нашего внимания от действия. И это тоже очень необычно.

В фильме многократно повторяется одна сцена, с одной и той же почти точки снятая, может быть, раз десять. Такая смелость режиссуры! И все эти сцены разные. Те же лица, те же участники - разные настроения, разные состояния! Удивительно хорошо!

А сцена - за столом: все - хозяева и работники - едят за одним общим столом одну и ту же пищу. Одинаково работают - одинаково едят. Вот тут, за этим столом, и сталкиваются мнения, характеры, настроения, тут ломаются порой копья.

В фильме очень мягкие естественные цвета и очень естественный свет (искусственного освещения вообще не чувствуется), есть даже очень тёмные - по нашему опыту, что ли - кадры. Но так в жизни! И в жизни темно бывает, когда ни зги не видно - и на экране так!

Откуда же свет в каком-то задрипанном чулане, где старик прячет бутылку вина и прикладывается к ней время от времени.

Да нет там никакого света! Неоткуда ему взяться. А мы-то уж подсветили бы, как Флавицкий или Брюллов, или Бруни на своих картинах в методе академизма.

Прекрасны пейзажные сьёмки! Ландшафты Швейцарии - непередаваемое чудо! И вставлены естественно, без натяжки.

Да, но это всякие отдельные соображения. Ну, а в чём же всё-таки дело? Что же сказано всеми этими приёмами в фильме?

Много сказано в фильме, много для наблюдательного зрителя, для умного зрителя (кстати, некоторые уходили во время сеанса).

Первое и главное: судьба героя - старика-батрака, отработавшего на ферме более тридцати лет (!!!).

Его увольняют в конце, хотя и не гонят из дому. Он получает к тому же и пенсию. Но остался без работы...

Его вытолкнули из рабочего коллектива, в котором он прожил жизнь.

Так он и остаётся до конца на экране, стоя на своей навозной куче и попыхивая огрызком дешёвой сигары, узнав от своего хозяина об увольнении...

В жизни старика в ходе фильма происходят два примечательных события. Первое - приобретение мотороллера - заветной жизненной мечты.

Молодой батрак с трудом учит старика езде. Сцены комические, мастерски сыгранные, мастерски отснятые, мастерски поставленные.

Но вот старик „оседлал коня“. С упоением сам ездит. Вот он в первый раз мчится по лесной аллейке. По сторонам огромные высоченные деревья, освещённые солнцем вершины, голубое небо.

Старик едет на зрителя (снято телеобъективом). Самодовольное лицо, восторг свободной езды, „я победил стального коня!“.

Наезд на камеру, камера мгновенно поворачивается, и теперь камера - это глаза старика.

Езда продолжается, по той же аллее, между деревьев, и вдруг мы чувствуем, как камера отрывается от земли! Восторг человека не знает предела - он отрывается от земли, в небеса - человек - не камера...

Камера вырывается из леса, вот она летит над лесом, всё выше и выше. И мы понимаем - это старик, это он вырвался ввысь! Это перед его глазами проплывают леса и поля, деревушки на дне долины и далёкие синеватые горы. Мотороллер и небеса...

До чего впечатляет этот кусок фильма! Какое тонкое чувство постановщиков, какая идея заложена здесь! Я невольно сам себя там почувствовал, сколько же раз я сам летал так в небесах! В душе, конечно. И тогда рождались стихи! А здесь они на экране, здесь это сама природа...

Но не долго длится детская радость старика - мотороллер в чулане: полиция запретила старику им пользоваться, даже пенсия пошла на возмещение убытков.

На мотокроссе (великолепный эпизод!) старичок подгулял маленько, пьяный ехал домой, кто-то из-за него разбил машину. Машина привезла старика вместе с мотороллером домой...

Долго ходит старик вокруг чулана, заглядывает в окошко, а потом выводит на лужайку поздним вечером своё заветное дитя и сжигает, разбивая кувалдой.

И вот второе событие. Старик на том же мотокроссе, на который попадает совершенно случайно, так же случайно выигрывает в лотерее под открытым небом современнейший фотоаппарат, где цветные фотоснимки выползают из камеры немедленно после сьёмки.

И старик самозабвенно отдаётся второму увлечению - он снимает всё и всех, в самых несуразных позах и композициях. Себя в своей комнатке, как ребёнок гримасничая, одевая мотоциклетные очки, в позе боксёра, в шляпе, без шляпы, без головы - одно пузо.

А потом всю эту галерею снимков „монтирует“ у себя на стенке... Как дитя...