Торопит время - я спешу:

Последний круг остался.

И я пишу, пишу, пишу,

Пока судьбе не сдался.

Чтоб жить человеком, я слишком стар,

Чтоб трупом свалиться - молод,

Хотя за ударом наносит удар

Судьбы беспощадной молот.

Для меня блокада - не слова, не вымысел.

Для меня война не просто так - рассказ.

Столько на душе я горя выносил,

Что всего не перескажешь враз.

Я знаю Невский в праздничном наряде,

Колонны демонстрантов, песни и цветы.

Я знаю, как гостей встречают в Ленинграде

Украшенные улицы, проспекты и мосты.

Сводки тревожные,

враг приближается!

Наши оставили Псков...

Всё ещё Брестская крепость сражается

В пасти фашистских тисков.

Взорвался первый вражеский снаряд...

Так город наш фашистскою мишенью стал.

К нам до прорыва всё летал убийственный металл...

Здесь, на Суворовском,

разбили дом.

Насквозь прошили,

с крыши до подвала.

16 октября 1941 года

Не поймёшь - не дождь, не снег, не град.

Это наша, прибалтийская природа,

Это наш осенний Ленинград.

Артиллерийский шквал налёта.

Внезапный залп. Сверлящий свист!

Сухой удар в конце полёта...

Опять Домоклов меч навис.

Труп скрюченный отца, лежащий под столом

В замёрзшей комнате с растерзанным окном.

Повестка на столе - скупой листок:

„Оставить город...“ и проставлен срок.