Начнём издалека. Мои родственники ещё до революции каким-то образом обосновались проводить лето, ну, скажем, быть „на даче“, как у нас говорилось, в маленькой деревушке Березнево, что недалеко от станции Елизаветино. В сущности, рядом с Ленинградом.

В этой деревушке очень много лет я провёл, начиная с раннего детства. Чтобы это было чуть понятнее - родился я в тысяча девятьсот двадцать первом году. Так вот и мы, дети, сдружились с детьми хозяев, нашими сверстниками тех лет.

- Маскарад! Будет новогодний маскарад! - с жаром зашептала за моей спиной Тамара.

- Тихо! - Борис Александрович Чемерзин энергично постучал карандашом по столу, и урок географии начался.

Если уж Тамара что-то пронюхает - первым узнаю я. Пока Борис Александрович развешивает у доски карту, я быстро оборачиваюсь и, вопросительно глядя Тамаре в лицо, чуть слышно цежу сквозь зубы: - Что ты плетёшь? Где?

Она тянется через парту почти к моему уху:  - У нас в  ш к о л е! Понял? - глаза у неё загораются таинственным блеском

А выставки не было. Ребята взялись горячо. Встретили меня хорошо. У них было явное желание показать всё, что я принёс. Потом пришёл директор Дворца, бегло посмотрел этаким оценивающим оком.

- А кто это смотрел?

- Секретарь райкома и члены бюро.

- Интересно! Ну и что?

- Хотят показывать.

- Я бы воздержался. Нельзя этого здесь показывать.

     Первое февраля тысяча девятьсот сорок первого года. По случаю воскресенья сегодня подъём вместо шести часов только в семь, но просыпаешься по привычке уже в шесть, и потом нежишься лишний часок под одеялом, то впадая в полусонное забытьё, то снова просыпаясь с приятным сознанием того, что никто не посмеет потревожить тебя до семи.Я чувствую, что сосед мой у окна, боец моего отделения Петленко, с которым я больше всех сдружился во время службы, тоже не спит и ворочается на койке. Но разговаривать до подъёма не полагается. И мы продолжаем дремать.

Ярким солнечным вечером 29 ноября 1942 года наш состав из Алтайского края остановился на маленькой станции. На крохотном здании было написано: „Станция Серго-Уфалейская“ - историческое название Копейска, шахтёрского городка под Челябинском, в котором мне предстояло прожить с того момента сорок лет.

Последний раз я видел маму и брата 27 декабря 1941 года, когда Ленинград уже плотно был взят фашистами в блокадное кольцо. Встречу эту я никогда не забуду.

Я с дошкольного возраста жил с моими тётушками, сёстрами мамы. Они были ленинградскими немками. В тот день около пяти вечера я отправился в дом родителей. Ещё не угасли последние отблески декабрьского заката. Пушистый иней тяжело висел на оборванных проводах, переливался искорками на деревьях.

Сейчас я работаю над рисунком экслибрис.

В моей "Большой Энциклопедии" - у меня есть "синее" издание, так называемое второе издание, и есть у меня и "Малая Энциклопедия", очевидно, первая попытка создать второе издание БСЭ - это работа начала 30-х годов, уникальная вещь - так вот, в этой энциклопедии слово "экслибрис" (на латинском языке - "ex libris", по-русски: "из книг") пытаются игнорировать и заменить понятием "книжный знак". Думаю, что это было бы впустую, любой книголюб знает только  э к с л и б р и с. Это слово уже капитально вошло в русский язык!

... Исаакиевская площадь. 8-е ноября 1982 года. Яркое солнечное утро. Хожу с фотоаппаратом. Охочусь за слайдами. В скверике возле Николая Первого (точнее, вблизи) выстроились чуть ли не в ряд иностранцы с фотоаппаратами, щёлкают Исаакий. Странные наряды! Лето перепуталось с зимой - меха и лёгкие на вид ткани светлых костюмов...

Откуда такие? Медленно прохожу со своей открытой камерой и вслушиваюсь в речь.

Немцы! Надо заговорить!

Из писем и дневников

Утро сегодня солнечное, тихое. Ещё очень рано - семь часов утра. Здесь, где я сейчас сижу, на Стрелке Васильевского острова перед Биржей, все скамейки пусты. А я сижу и пишу. На газонах пробивается ровная зелёненькая травка. Скоро расцветут цветы на клумбах. В Александровском саду уже цветут жёлтые ирисы и какие-то симпатичненькие синенькие цветочки размером с фиалку. Красота!

А за парапетом - Нева, самое широкое место реки - целое озеро, и низкое ещё весеннее солнце ослепительными бликами отражается в зеркале реки. Сегодня это действительно зеркало - настолько тихо.